Неточные совпадения
— Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает
судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок
тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не могу.
Странно было видеть, что
судьбы мира решают два десятка русских интеллигентов, живущих в захолустном городке среди семидесяти
тысяч обывателей, для которых мир был ограничен пределами их мелких интересов.
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их
судьба; тут шестьдесят или восемьдесят
тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
Но отказаться от заводов он не желает и не может — раз, потому, что это родовое имущество, и, во-вторых, что с
судьбой заводов связаны
судьбы сорокатысячного населения и будущность трехсот
тысяч десятин земли на Урале.
«И подумать, только подумать, что из-за этих ничтожных трех
тысяч пропадает
судьба человеческая! — воскликнул он презрительно.
С голоду умру, а Малек-Аделя не отдам!» Волновался он очень и даже задумывался; но тут
судьба — в первый и в последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две
тысячи рублей!
Кроме того, уцелело какими-то
судьбами несколько десятков
тысяч.
Жаль, что папа опоздал лет
тысячу, это уж такая
судьба Пия IX. Troppo tardi, Santo Padre, siete sempre e sempre — troppo tardi! [Слишком поздно, святой отец, вы всегда, всегда опаздываете! (ит.)]
В
тысяча восемьсот тридцать пятом году я был сослан по делу праздника, на котором вовсе не был; теперь я наказываюсь за слух, о котором говорил весь город. Странная
судьба!
Теперь невинный разговор старших шевельнул что-то в этой цельности: моя личная
судьба определена заранее — университет для меня и
тысячей моих сверстников закрыт.
Любовь Андреевна. Ярославская бабушка прислала пятнадцать
тысяч, чтобы купить имение на ее имя, — нам она не верит, — а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить. (Закрывает лицо руками.) Сегодня
судьба моя решается,
судьба…
Пять
тысяч каторжников там,
Озлоблены
судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой...
Мой Надворный Суд не так дурен, как я ожидал. Вот две недели, что я вступил в должность; трудов бездна, средств почти нет. На канцелярию и на жалование чиновников отпускается две
тысячи с небольшим. Ты можешь поэтому судить, что за народ служит, — и, следовательно, надо благодарить
судьбу, если они что-нибудь делают. Я им толкую о святости нашей обязанности и стараюсь собственным примером возбудить в них охоту и усердие.
— Вопрос тут не во мне, — начал Вихров, собравшись, наконец, с силами высказать все, что накопилось у него на душе, — может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная
судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и
тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
Если польза заводовладельца тесно связана с благосостоянием десятков
тысяч, то его убытки еще теснее связаны с их
судьбой, поэтому нужно быть справедливым одинаково к обеим заинтересованным сторонам.
Тяжкий, каменный, как
судьба, Благодетель обошел Машину кругом, положил на рычаг огромную руку… Ни шороха, ни дыхания: все глаза — на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь — быть орудием, быть равнодействующей сотен
тысяч вольт. Какой великий удел!
Минуя разговоры — потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих пор тридцать лет, — я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь, состоящий в сочинении социальных романов и в канцелярском предрешении
судеб человеческих на
тысячи лет вперед на бумаге, тогда как деспотизм тем временем будет глотать жареные куски, которые вам сами в рот летят и которые вы мимо рта пропускаете, или вы держитесь решения скорого, в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет руки и даст человечеству на просторе самому социально устроиться, и уже на деле, а не на бумаге?
Кроме того, Сушилов сам изобретал
тысячи различных обязанностей, чтоб мне угодить: наставлял мой чайник, бегал по разным поручениям, отыскивал что-нибудь для меня, носил мою куртку в починку, смазывал мне сапоги раза четыре в месяц; все это делал усердно, суетливо, как будто бог знает какие на нем лежали обязанности, — одним словом, совершенно связал свою
судьбу с моею и взял все мои дела на себя.
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни,
тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих
тысяч людей есть еще
тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья
судьбы отцов, сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
В
судьбе малых судов типа «Нырка» случаются одиссеи в
тысячу и даже в две и три
тысячи миль — выход в большой свет.
Не знаю, как это случилось, но она барыню застала врасплох; старуха, не зная Талейранова правила — «никогда не следовать первому побуждению сердца, потому что оно всегда хорошо», — тронулась ее
судьбою и предложила ей отпускную за небольшой взнос двух
тысяч рублей.
— Вот — гляди! Вот Маякин! Его кипятили в семи котлах, а он — жив! И — богат! Понял? Без всякой помощи, один — пробился к своему месту! Это значит — Маякин! Маякин — человек, который держит
судьбу в своих руках… Понял? Учись! В сотне нет такого, ищи в
тысяче… Так и знай: Маякина из человека ни в черта, ни в ангела не перекуешь…
Шелавина. Себе платье шила? Ах ты, бедная! Я прыгаю, веселюсь, а она вон работает сидит. Как судьба-то несправедлива! Ты лучше меня в
тысячу раз и умнее, а живешь бедно; а я вот, ни с того ни с сего, разбогатела.
Когда ранее она объявила мне, что идет в актрисы, и потом писала мне про свою любовь, когда ею периодически овладевал дух расточительности и мне то и дело приходилось, по ее требованию, высылать ей то
тысячу, то две рублей, когда она писала мне о своем намерении умереть и потом о смерти ребенка, то всякий раз я терялся, и все мое участие в ее
судьбе выражалось только в том, что я много думал и писал длинные, скучные письма, которых я мог бы совсем не писать.
Живое и неподдельное понятие о
судьбе было у старинных греков (т. е. у греков до появления у них философии) и до сих пор живет у многих восточных народов; оно господствует в рассказах Геродота, в греческих мифах, в индийских поэмах, сказках «
Тысячи и одной ночи» и проч.
Но — к несчастью или к счастью — Илья Ильич родился помещиком средней руки, получал дохода не более десяти
тысяч рублей на ассигнации и вследствие того мог распоряжаться
судьбами мира только в своих мечтаниях.
Судьба этих заводов была вопросом жизни и смерти для населения в пятьдесят
тысяч, а в мире промышленности выражалась громкой цифрой производительности в два с половиной миллиона пудов чугуна, стали, железа и меди; для земства заводы Кайгородова имели громадную важность, потому что доставляли ежегодно земских сборов до сорока
тысяч рублей, что в бюджете…ского земства составляло очень заметную величину.
Двадцать
тысяч в один месяц утонуло в модных магазинах, и, может быть, к концу года к этому числу прибавился бы еще нуль, но
судьба берегла сироту.
Но это был не сон, не фантазия, а
судьбе действительно угодно было привести нас в эту страшную ночь в страшный двор Селивана, и мы не могли искать себе спасения нигде в ином месте, потому что кругом не было вблизи никакого другого жилья. А между тем с нами была еще тетушкина шкатулка, в которой находилось тридцать
тысяч ее денег, составлявших все ее состояние. Как остановиться с таким соблазнительным богатством у такого подозрительного человека, как Селиван?
— Нет, я должна была выйти за него. Послушайте, теперь я с вами могу говорить откровенно. Знаете ли, что мы ему до свадьбы были должны сто
тысяч, и если бы ему отказали, он хотел этот долг передать одному своему знакомому, а тот обещал посадить мать в тюрьму. Неужели же я не должна была пожертвовать для этого своею
судьбою? Я бы стала после этого презирать себя.
Иван. Молчите вы… птица! Яков,
судьба моя и всей семьи моей зависит от
тысячи двухсот рублей… пусть будет ровно
тысяча!.. Ты мягкий, не глупый человек, Яков; сегодня решается вопрос о моём назначении — Лещ поехал дать этому делу решительный толчок… Как только меня назначат, мне сейчас же понадобятся деньги! Я ухожу, оставляя тебя лицом к лицу с твоею совестью, брат мой! (Подняв голову, уходит. Яков со страхом смотрит ему вслед, Любовь усмехается.)
Он положил себе в течение десяти лет составить капитал из пятидесяти
тысяч, и уже это было так верно и неотразимо, как
судьба, потому что скорее чиновник позабудет заглянуть в швейцарскую своего начальника, нежели немец решится переменить свое слово.
Патап Максимыч дела свои на базаре кончил ладно. Новый заказ, и большой заказ, на посуду он получил, чтоб к весне непременно выставить на пристань
тысяч на пять рублей посуды, кроме прежде заказанной; долг ему отдали, про который и думать забыл; письма из Балакова получил: приказчик там сходно пшеницу купил, будут барыши хорошие; вечерню выстоял, нового попа в служении видел; со Снежковым встретился, насчет Настиной
судьбы толковал; дело, почитай, совсем порешили. Такой ладный денек выпал, что редко бывает.
Зачем их борьба была так бесплодна, и зачем эти
тысячи и миллионы людей, окружавших их, так холодно, безучастно смотрели на их внутренние страдания, так легко дали им пасть под гнетом
судьбы?
И наконец, можно ли взять на совесть
судьбу этой женщины, заставить ее, быть может, скитаться с собою по лесам, обречь ее на
тысячи лишений, на темное будущее…
Иван Дмитрич, человек средний, проживающий с семьей
тысячу двести рублей в год и очень довольный своей
судьбой, как-то после ужина сел на диван и стал читать газету.
Судьба личности и
судьба мира тесно связаны и переплетаются
тысячами нитей.
«„Завтра князь горийский найдет в своем саду труп своей дочери!!“ — переливалось на
тысячу ладов в моих ушах. — Завтра меня не будет! Ангел смерти прошел так близко, что его крыло едва не задело меня… Завтра оно меня накроет… Завтра я буду трупом… Мой бедный отец останется одиноким… И на горийском кладбище поднимется еще новый холмик… Живая я ушла с моей родины, мертвую
судьба возвращает меня ей. Темный Ангел близко!..»
Судьба населения в пять, десять, тридцать
тысяч рабочих зависит от одного человека.
— Есть у меня тут девушка Зоя, хорошая, честная девушка, оставила я ей по завещанию три
тысячи рублей, но куда она денется, не знаю, очень меня беспокоит ее
судьба. Ежели здесь останется, приедет племянник, человек молодой, а у ней много в глазах… этого… плотского… как я опасаюсь…
Эта горсть отважных людей могла бы двумя или тремя залпами рассеять
тысячи дикарей, но, влекомые
судьбою на гибель казаки шли к мнимым друзьям без всякой опаски и мирно стали под ножи убийц.
Через два дня, приняв от Митрофана Сакердоновича отчеты по имению и денежные суммы, и передав из них
тысячу рублей Александре Яковлевне, Николай Леопольдович выехал из Шестова в качестве покорного устроителя
судьбы Александры Яковлевна Гариновой.
«Я, — говорит, — с княжной Александрой посоветуюсь, ты не плачь, может,
судьба твоя и устроится…» Тут, вскорости это произошло, позвала меня ваша княжна и рассказала, что как княжна Варвара Ивановна ей про любовь нашу поведала, в ту же ночь приснился ей, вашей-то княжне, покойный князь Владимир Яковлевич и наказал поженить нас, отпустить на волю и пять
тысяч выдать мне в приданое.
И то, как воспринимаются массами эти заклинательные слова о «буржуазии» и «буржуазности», внушает опасение не только за
судьбу России, русского государства, русского народного хозяйства, но — в
тысячу раз важнее — за
судьбу души русского народа, души женственной, податливой и хрупкой, не прошедшей суровой школы самодисциплины и самоуправления.